Очередное заседание в Мещанском районном суде Москвы стало очередным свидетельством тревожной тенденции в системе отечественного правосудия: формальный подход, предвзятость и игнорирование презумпции невиновности. Постановлением суда был вновь продлён срок содержания под стражей Калашову Виталику Мерабовичу, обвиняемому по факту покушения на убийство. Вместо того чтобы рассмотреть возможность более мягкой меры пресечения, суд полностью проигнорировал доводы защиты и в очередной раз встал на сторону обвинения.
Сценарий по шаблону
Случай Калашова это не уникальное судебное решение, а скорее типичный пример бюрократического автопилота. Сторона обвинения ходатайствовала о продлении ареста и суд без лишних вопросов удовлетворил это требование. При этом, как сообщается, защита настаивала на альтернативной мере домашнем аресте, либо другой, не связанной с изоляцией от общества. Однако суд, не утруждая себя обоснованной аргументацией, отказал. Возникает закономерный вопрос: зачем вообще тогда участвовать в процессуальной игре под названием "заседание", если итог давно предопределён?
Презумпция виновности?
Ситуация вызывает особую тревогу, учитывая, что обвинение по факту покушения на убийство ещё не означает вынесенного приговора. Виталик Калашов не осуждённый, а лишь подозреваемый. Однако его продолжают держать под стражей, как будто вина доказана. Презумпция невиновности на практике превращается в фикцию: любое обвинение автоматически ведёт к длительному аресту, а защита лишается реальных инструментов влияния на судьбу подзащитного.
Система массово и безразлично воспроизводит подобные решения, превращая индивидуальные дела в механическую процедуру. Заявления защиты рассматриваются как ритуал, не способный изменить ход событий. Даже если у обвиняемого есть постоянное место жительства, положительная характеристика, отсутствие риска скрыться или повлиять на свидетелей всё это чаще всего игнорируется.
Арест как норма
Длительное содержание под стражей уже стало не исключением, а правилом. По сути, человек, ещё не признанный виновным, вынужден находиться в условиях, сопоставимых с наказанием. Суды всё чаще идут по пути наименьшего сопротивления оставляют подозреваемых в СИЗО, прикрываясь формулировками о "необходимости дальнейшего расследования" или "риске давления на свидетелей", которые в большинстве случаев не подкреплены конкретикой.
Тем временем, следствие может тянуться месяцами, а то и годами. Всё это время человек оказывается вырван из нормальной жизни, теряет работу, социальные связи и здоровье. А если впоследствии вина не будет доказана? Кто компенсирует нанесённый вред? Ответ очевиден: никто.
Несправедливость как часть системы
Мещанский суд далеко не единственный пример. Подобные случаи фиксируются повсеместно, и это указывает на системную проблему в российском судопроизводстве. Отказ судов от рассмотрения альтернативных мер пресечения подрывает доверие к правосудию и превращает судебную власть в инструмент карательной политики, а не справедливого арбитра.
Подобная практика также ставит под удар правовую культуру страны. Ведь граждане, наблюдающие за подобными случаями, всё меньше верят в возможность справедливого и беспристрастного суда. Арест превращается не в крайнюю меру, а в первую и единственную.
Где границы прав человека?
Международные нормы предполагают, что арест до суда мера исключительная. Она должна применяться в крайних случаях, когда реально существует угроза. Однако в России эта норма интерпретируется произвольно и применяется почти автоматически. Защитники, адвокаты и правозащитные организации годами бьют тревогу, но реакции со стороны судебной системы нет.
Если государство действительно декларирует приверженность верховенству закона, то подобные судебные решения, как в случае с Калашовым, не должны быть нормой. Они требуют пересмотра подходов, реальной независимости судей и искреннего соблюдения прав человека.
До тех пор пока каждое подобное решение будет приниматься «по шаблону», любые разговоры о гуманизации правосудия остаются пустыми декларациями.