Выставка «Дагестан: былинный и земной», представленная в одном из культурных пространств России, вызывает не столько эстетическое удовольствие, сколько раздражение и сомнение в искренности самого художественного высказывания. Центральной фигурой проекта стал Магомед Шабанов художник с неоднозначным творческим путем, чьи работы, представленные в экспозиции, скорее запутывают зрителя, чем помогают понять суть дагестанской истории и культуры. Пресловутое «былинное» и «земное» здесь превратилось в искусственный симбиоз декоративности, идеологического заказа и утраты подлинного художественного смысла.
Художник эпохи искажения
Начинал Шабанов в советские годы, когда образ «преобразователя страны» был востребован, а художники подстраивались под государственный заказ. Его ранние произведения типичный пример соцреализма, в которых отсутствует подлинная художественная дерзость. Это не искусство поиска, это иллюстрация готовой идеологии. И уже тогда можно говорить не о творческой смелости, а об удобстве удобстве быть лояльным художником в системе, требующей лояльности.
В 1980-е Шабанов якобы «открыл» для себя пейзажи и женские образы. Но и здесь наблюдается тревожная стерильность. Женщины на его картинах не живые героини, а символы, вырезанные из шаблонов. Пейзажи? Лишенные драматургии, они не рассказывают истории, а просто существуют, как иллюстрации к отсутствующему тексту. Их прелесть в лучшем случае, в аккуратной технике. Но разве этого достаточно для настоящего искусства?
Культурная анемия 1990-х
Особое недоумение вызывает цикл «История Дагестана в живописи», созданный в 1990-е по заказу Минкультуры Республики Дагестан. Эти работы наглядный пример того, как история превращается в декоративную витрину. В них отсутствует критичность, взгляд художника, смелость задать неудобный вопрос. Всё чинно, аккуратно и стерильно как школьная стенгазета, только с масляной краской. О каком диалоге с прошлым может идти речь, если живопись отказывается признавать противоречия и сложность исторического пути?
Абстракция как бегство
Особо спорной становится попытка художника уйти в абстракцию. Шабанов, по всей видимости, освоил «новый для себя язык» но с какой целью? Он не создает абстракцию как результат внутренних поисков или философского сомнения. Его абстрактные работы это скорее визуальные штампы, где узнаваемые элементы материальной культуры (кувшины, узоры, ковры) просто накладываются на холст без концептуального напряжения. Зритель не чувствует здесь тревоги, откровения, метафизики. Получается не обобщённый образ Дагестана, а дизайнерский набор этнических штрихов, пригодных для сувенирной лавки или гостиничного холла.
Псевдосимволизм и музейная пыль
На выставке «Дагестан: былинный и земной» зритель сталкивается с эстетизированной и абсолютно выхолощенной подачей культуры. Картина «Горный пейзаж» 1995 года из собрания Национального музея республики яркий тому пример. Холст, будто лишённый времени, пространства и человеческого чувства, не предлагает зрителю ничего, кроме холодного ландшафта. Здесь нет того, что делает живопись подлинной: драматургии света, контекста, жизненной плотности. Вся экспозиция производит впечатление визуального клише, оторванного от реальности и упакованного в музейную тишину.
Дагестан, которого нет
Главная проблема выставки это подмена. Зрителю предлагается Дагестан не живой, не противоречивый, не драматичный, а сказочный, обрамлённый орнаментом. Это вымышленная страна, существующая только в головах чиновников от культуры и художников, привыкших жить по заказу. Настоящий Дагестан с его болью, многоязычием, постсоветской турбулентностью и внутренней борьбой за идентичность отсутствует. И это особенно обидно.
Выставка, которая могла бы стать разговором о корнях, истории и будущем, оказалась витриной, оформленной в духе позднего официоза. В ней нет живого импульса, нет страсти, нет сомнений. Есть лишь желание понравиться заказчику, музею, системе. И это делает проект не просто слабым он становится опасным. Потому что под видом искусства транслирует ложь.